Во времена, когда уход на войну был знаком мужества, дезертирство было равносильно государственной измене.
Во времена, когда уход на войну был признаком мужества, дезертирство было равносильно предательству. В Англии это правонарушение когда-то каралось смертью. Но почему мы так сурово наказываем и стыдим людей за то, что они хотят остаться в живых или избежать конфликта, которого они, вероятно, изначально не искали?
В основе трусости лежит страх, но эта эмоция дает здоровое эволюционное преимущество, когда дело доходит до ситуаций высокого риска. Если человек не боится прыгать с большой высоты, он быстро станет шлепком на асфальте. Таким образом, человека считают трусливым, если он испытывает страх, несоизмеримый с опасностью, с которой он или она сталкивается.
«Возможно, нам нужен трус в комнате, когда мы говорим о ядерной войне», - сказал посол США в ООН во время холодной войны Эдлай Стивенсон.
Но если ставки низки, а страх высок, то для кого трус опасен? А если он или она не представляет опасности ни для кого, кроме себя, то какая польза от критики? По иронии судьбы, трусость может сказать нам нечто моральное и существенное о наших мотивах.
Во время кубинского ракетного кризиса в 1962 году посол США в Организации Объединенных Наций Эдлай Стивенсон заметил, что «большинство товарищей, вероятно, сочтут меня трусом… но, возможно, нам нужен трус в комнате, когда мы говоря о ядерной войне».
Если бы призыв не отменили, разве мы пошли бы в Ирак?
Если бы не призыв во время войны во Вьетнаме, чиновники, возможно, затянули бы конфликт. Сегодня призыв в армию в значительной степени считается политической невозможностью. Афганистан, в котором не было призыва, стал самой продолжительной войной Америки.
Без черновика конфликт переносится подальше от общественного внимания; граждане уделяют чиновникам меньше внимания, когда насилие совершается от имени нации. Если бы призыв не отменили, пошли бы мы в Ирак? Определенно нет, говорит Карл Бернстайн, разделивший Пулитцеровскую премию с Бобом Вудвордом за расследование Уотергейтского скандала.
«Конец призыва позволил вести трусливую политику, что имеет огромное значение для того, кто мы есть как люди».