Прошлой ночью в классе один ученик поделился своего рода свидетельством, которое меня очень тронуло.
Когда он вышел молодым человеком (19 лет), его мать отреклась от него. Она больше не хотела, чтобы он ходил в ее церковь, потому что ей было стыдно. Церковь тоже не старалась его обнять. Это болезненное неприятие его человечности, его идентичности тем самым, кто должен был любить и заботиться о нем больше всего на свете, поставило его на трудный, а иногда и болезненный путь. Много десятилетий спустя его мать попросила у него прощения. Как мать могла отвергнуть собственного сына? Она пришла к пониманию - хотя и в столь позднем возрасте - боли, которую причинила ему, и дыры в их собственных отношениях.
Прощение.
Теперь он нежно заботится о ней в последние годы, когда она борется с раком. И он регулярно водит ее в церковь - ту самую церковь, двери которой закрылись для него еще тогда, в то, что должно было стать драгоценными годами возрастания в вере. Теперь же, впервые за долгое время, он с радостью называет себя христианином, вернувшись к вере после многих лет (по вполне понятным причинам) оставления ее позади. Или о том, что церковь оставила его.
Это, друзья мои, история искупления. Притча об искуплении, которое возможно по благодати.
Евангелия любят истории искупления. Они наполнены ими. А Евангелие говорит об искуплении. Примирение, исцеление, целостность, жизнь. Мир и миротворчество. Приветствуя «малых» (уязвимых аутсайдеров) и обнимая «грешников» (изгоев).
Насколько лучше мы все могли бы относиться друг к другу, если бы все мы могли ухватиться за тягу искупления и силу прощения? Может ли это быть будущим церкви?